Собстна по поводу Михалкова и его хуйни№2

the_mockturtle

Посмотрела Михалкова. "Мама, мы в аду. Мы в аду, мама".
В процессе просмотра в голове крутились какие-то не то раешники, не то подражания Бродскому:

...Входит Котов. Он томится. Он от голода лоснится. Он на западной границе, в представительстве ГУЛАГА. Кровожадные гэбисты, падкие на извращенья, в политическом хищенье обвинили бедолагу. Им в Сибири не сидится, им к Европе чтоб поближе, чтобы видно было с вышек чуть не Эйфелеву башню. Котов гадов не боится, смело драпает по крышам. Гордый Юнкерс взмыл повыше и спикировал отважно, сокращая населенье. Взрывы. Вопли. Затемненье.

Входит Дюжев. Он контужен. По сюжету он не нужен.

Входят воины штрафбата. Им оружия не надо, им саперную лопату выдают одну на роту. Командиры-идиоты поредевшие останки шлют на парусные танки непременно в штыковую, чтобы удаль боевую показать проклятым фрицам (тем, культурным, очень стыдно). Дальше ни хрена не видно, видимо, пришлось делиться многотысячным бюджетом - без ущерба для сюжета, всех и так давно убило. Взрывы. Вопли. Очень мило.

Входит катер вместе с Надей (сколько Надя папе платит?), что, отметим, очень кстати: Наде хорошо за двадцать, значит, будет раздеваться. Зритель замер в предвкушенье, ожидая искушенья сиськами врага народа. Вот немецкие пилоты переходят на сниженье, открывают бомболюки (входит жопа, крупным планом), и парят над капитаном, провоцируют, подлюги, хоть оно и неудобно. Капитан, взревев утробно, сделал ложное движенье. Взрывы. Вопли. Продолженье.

Входит мина. Всем ховаться. Мине хочется взорваться, но плывет, куда деваться: режиссер уж больно строгий. Входит Гармаш. Он безногий. Гармашу неловко тоже. Он с духовностью на роже крестит мину вместе с Надей, и, решив, что с Нади хватит, тонет с явным облегченьем. Окрыленная крещеньем, мина волевым решеньем топит баржу с партактивом. Взрывы. Вопли. Как красиво.



Завтра, как протрезвею, не то допишу, не то сотру нафиг.


..... продолженье


Входит Сталин вместе с тортом (шоколадным, вот же гнида). У него рябая морда, Ворошилов и Буденный. У МихАлкова Никиты зубы сводит от обиды, он кипит, прямой и гордый, каннским солнцем утомленный. Он борец в седьмом колене супротив советской власти и ее дурацких премий Ленинского комсомола. Он встает, мятежный гений, и виновнику несчастий, вереща от наслажденья, телом крепок, духом молод, - о, как сладок миг расплаты! - мажет морду шоколадом. Это сказка, очевидно. Взрывы. Вопли. Как обидно.
Входят разные актеры и друг друга убивают. Входят глупые саперы и кого-нибудь взрывают. Входят головы и ноги и другие части тела, их дизайнеры умело разбросали вдоль дороги, чтоб никто не думал в зале жрать попкорн, на это глядя. Все идут, куда послали. Дальше всех послали Надю. Входит Митя в роли гада, нестерпимо инфернален. Всех, кто скрыл в анкете брата, расстреляет лично Сталин, а кого не расстреляет – доведет до энуреза. Входит Котов, щеголяя металлическим протезом. В подтверждение названья, солнце всходит и заходит. Входят табором цыгане и немедленно выходят. Бравый вермахт входит с помпой, полный нравственных метаний. Входит ядерная бомба на немецком ероплане. Входят сиськи! На экране суета и мельтешенье. Взрывы. Вопли. Продолженье.


defklo 

Председатель Союзкина, сценарист оскароносный.
Эта личность мне знакома, как цирюльник из Сибири.
Эта личность всем знакома: вместо мозга - хрен промозглый,
Многоточие достоинств, о таланте все забыли.
Вместо фильмов сплошь п-рнуха, и распил казённых денег.
Вот и вышел Никитуха, выпятив под носом веник.
Получился режиссёр -
Всех старательно обсёр.

"Це не фильм, одно страданье!"
"И при чём тут "Предстоянье"?"
"Будет, видно, продолженье"
"Где сортир, прошу прощенья?"

Входит Котов без фуражки, в тонких пальцах - Фредди Крюгер.
В чистом поле "Юнкерс" мчится, с немцем-бортстрелком-засранцем.
И расслабившийся мирно лейтенант-вчерашний бюргер
Получает прямо в опу из ракетницы авансом.
Оживляясь от простраций, эскадрилья мимоходом
Друг за другом клином строясь, метко срёт по пароходам.
Дойче арш на весь экран
Плачет от душевных ран.

"Плюнуть, и уйти не глядя"
"Выплыли Гармаш и Надя..."
"Отчего ж она так стонет?"
"Всем известно, ЧТО не тонет"

Входит Сталин с тортом (с кремом), рядом с ними - царь Никита.
Царь Никита, не тушуясь, пляшет на могилах с визгом:
Портит Сталиным с размаху тортик (с кремом) Общепита,
Как бы говоря тем самым: "мы покончим с коммунизмом".
Говорят лихие люди: там, внизу, как агнец б-жий
Ждёт его Лаврентий Палыч. Ну и Сам, конечно, тоже.
Хорошо, попавши в Ад
Встретить правильных ребят.

"К чёрту фильм! Налейте водки!"
"А в Аду-то сковородки..."
"Хде у рижисёра совись?"
"Загляните с этим в офис"

Дальше не пишетца, завтра продолжу. Наверное.




.......


****
...... 


Входят парусные танки. Нет, не входят, а вплывают!
Лошади кавалеристов дико ржут в противогазы.
На кубинскую "четвёрку" в штыковую налетают
Развесёлые курсанты, все наряженные в стразы.
Шоколадка "Адик Гитлер", словно дружба-мир и твистер
Окрыляет, будто символ, орды парусных танкистов.
Чудо-юдо: совьет арш
Превратились в милый фарш.

"Приучил страну к г-внищу"
"Танкам кренговали днища?"
"Крыл последними словами"
"КитСергейч! Москва - за Вами!"

Входят несколько актёров, все они - второстепенны:
Дюжев, Смольянинов, Гармаш - имена им легионы.
Раскормлённый, словно боров, генерал гэбни степенно
Почесавши пузо мушкой, всё расходует патроны,
Для того, чтоб к середине, кроме михалковской шайки
Не осталось и в помине той актёрской попрошайки.
Долго хватит на попил
Тех, кто головы сложил.

"Сочетал страну он раком
Считал это неравным браком"
"Эх, лирушечка и жыжа,
У меня от фильма грыжа!"

Входит Надя Михалкова, с одинокой сиськой белой,
Посылая миной к чёрту пятьдесят тонн бюстов Кобы.
Эта жирная корова (всем порядком надоела)
На экране обречённо демонстрирует нам злобу.
Лучший вид на эту Надю - если сесть в бомбарировщик,
Да и сбросить эту лядю где-нибудь, подальше в общем.
Ветер свищет. Зал свистит.
Немец через борт дристит.

"Режиссёрская находка..."
"Где там, говорите, водка?"
"Мамма миа! Порка донна!"
"Вешать этого г-ндона!"